Выдавал себя за калмыка. Как казахский солдат сбежал из лагеря смерти

В рамках проекта "Истории победителей" историей бойца с невероятной силой воли и огромным желанием жить с нами поделилась дочь ветерана Геннадия Исимова.

Спецлагерь, побег, бой за боем - воспоминания героя Великой Отечественной войны из Северного Казахстана читает артист театра THE.IMPRO Филипп Волошин. Проект поддержала радиостанция Tengri FM. Официальный партнер - социальная сеть "ВКонтакте".

Геннадий Исимов (имя при рождении - Кайрат) родился в 1919 году. В три года остался сиротой: отец был убит, а мать скончалась из-за болезни. Детство было тяжелое, мальчику пришлось скитаться по знакомым и родственникам, не раз оказывался на грани смерти. Но над парнишкой будто шефство взял ангел-хранитель: к 20 годам он был вполне здоров, ростом 1,9 метра, крепко сложен. И именно такие в первую очередь проходили медкомиссию при призыве в армию.

"Призвали меня в Советскую Армию в 1939 году, служил я на западной границе. С первого дня войны наша часть вступила в бой, а на второй нам пришлось столкнуться с немцами. Около города Барановичи (Белоруссия) наша часть попала в окружение. 18 суток мы шли по болотам и лесам, шли день и ночь, спали на ходу. Под городом Столбцы нам встретилась группа немцев-десантников 200 человек, в штыковой атаке мы их уничтожили. На 18-е сутки мы вошли в город Могилев и соединились со своими частями. Нас перегруппировали и направили на оборону Москвы.

Наша часть находилась в Ясной Поляне. Помню, двое суток шел беспрерывный бой, но прорваться к Москве немцы не смогли. Когда отогнали немцев от столицы, нас отправили бронепоездом на Северный Кавказ. Но наш бронепоезд был разбит…

Геннадий Исимов в молодости

Жизнь или партийный билет

Случилось то, чего мы больше всего боялись. Исчерпав все силы и боеприпасы, мы попали в окружение, в плен. Командиров и комиссаров немцы тут же расстреливали, коммунистов тоже.

Когда мы разошлись, оставив бронепоезд, двое моих товарищей решили идти в Краснодар, а я пошел в сторону Луганска. Я шел осторожно, оглядываясь. Шансов, что я не попаду в плен, было очень мало. Если фашисты узнают, что я коммунист, сразу же расстреляют или повесят. А в партию я вступил в ноябре 1941 года в Москве. В нагрудном кармане гимнастерки - партбилет. В плену же есть хоть какой-то шанс сбежать и продолжить борьбу с нацистами.

Поразмыслив, спрятал партийный билет в трещине в земле. Прошел примерно 25 километров, кругом степь, лесов нет. Уставший и голодный забрел в село. Случайно встретившийся мне на улице мужчина оказался назначенным немцами старостой. Он сказал, что мне надо зарегистрироваться в комендатуре.
Потом я узнал, что в этой деревне было много солдат из нашей части. Они переоделись у местных жителей в гражданскую одежду и смешались с деревенскими.

Геннадий Исимов в телестудии, 1974 год

Из бойца в колхозника

Местная жительница дала мне кубанскую папаху, ничего более подходящего не нашлось. Но как бы я ни одевался, внешность меня выдавала. Понял, что раствориться в толпе мне не удастся и придется идти в комендатуру самому, не дожидаясь, когда полицай приведет туда под конвоем.

Комендант был темнолицый, не похож на немца. Видимо, итальянец. Спросил, откуда я. Ответил, что из Калмыкии. Услышав, что я был пастухом и в партии не состоял, он вызвал старосту и приказал ему выдать мне документы. "Теперь ты будешь пасти овец", - сказал комендант.

Вместе с одним русским и двумя грузинами меня отправили в колхоз. Но оказалось, что там в пастухах не нуждаются, тогда нас отправили строить загон для скота. Мы приступили к работе: срезали березу и поставили четыре столба.
Постепенно я начал успокаиваться. Староста контролировал нас, выдавал нам похлебку с мясом, хлеб. Мы продолжали работать.

Однажды староста позвал меня к себе. Я запереживал: неужели им про меня все стало известно? Но староста обратился ко мне с совершенно спокойным видом: "Не хватает рабочих рук на уборке урожая. Пойдешь работать на лобогрейке (жатвенная машина - прим. ред.)?"

В моем нынешнем положении вопрос звучал смешно. Конечно же, я согласился. Запрягли двух лошадей и, посадив мальчика на лобогрейку, начал косить пшеницу. Силы у меня было много, рукам было не до отдыха. Дни стояли жаркие, весь обливался потом.

В тот год выдался богатый урожай. Густая пшеница отнимала все силы. Но мне, чтобы продержаться в этом колхозе, надо было терпеть все мучения. На поле прибыли староста с комендантом полиции. Увидев скошенное поле, староста похвалил меня и дал бутылку шнапса. В колхозе я пробыл до ноября.

Геннадий Исимов с семьей

Кормили раз в день

Вскоре немцы стали восстанавливать железную дорогу. Узнав, что в прошлом я был помощником машиниста, посадили на паровоз. Так я стал ездить между станцией Кропоткино и Ворошиловградом. Постоянно караулил немецкий солдат с винтовкой.

Мои относительно спокойные будни прервались неожиданно. В январе-месяце немцы стали собирать военнопленных. 60 человек, в том числе и меня, отправили в тюрьму. Дней через 10 нас привезли в лагерь на территории станицы Кавказской. Загнали в помещения бывшей свинофермы, огороженной колючей проволокой. В лагере находились почти 200 пленных. Так я стал узником.

Кормили раз в день. Выдавали соевый бульон и 150 граммов хлеба. Утром устраивали проверку. Ежедневно из каждого барака не выходили по 10-15 человек. Те пленные, у кого еще оставались силы, копали ямы и хоронили мертвых, а иногда и немощных живых. Число не выживших людей как-то к вечеру дошло до 100 человек.

Я потерял всякую надежду выйти из этого ада живым. Каждый день хоронили сотнями, и сотнями прибывали новые военнопленные. На 20-й день пребывания в лагере у меня стали дрожать ноги. Но надо было держаться из последних сил.
В один из тягостных дней немецкие офицеры с собаками выстроили нас всех и выбрали 24 человека, которые покрепче. Евреев и коммунистов сразу же вели на расстрел.

Нас привели в комендатуру, сфотографировали. Потом каждому выдали по булке хлеба, 250 граммов маргарина, банку рыбных консервов и пачку сигарет. Люди в штатской одежде объяснили, что это на пять дней. Вечером привезли на вокзал. В охране было двое немцев с винтовками, но без собак. Завели нас в вагон и закрыли. Среди нас был один казах, познакомился с ним. Он мне сказал, что нас отправляют работать в Германию. Ему было лет за 30, и был он крепкого телосложения. Я предложил ему бежать, пока еще на своей территории, но он отказался. Боялся, что нас могут поймать. Он надеялся, что если будем хорошо работать, то сможем вернуться обратно. Больше я ни с кем не делился мыслями о побеге.

Геннадий Исимов, 1978 год

Побег

В 11 часов вечера поезд тронулся. Оба охранника сели с нами в испещренный щелями и дырами вагон. Нас рядком положили друг к другу. Я не спал. По звуку паровоза я знал, где мы примерно находимся, так как на бронепоезде ездил часто.

В два или в три часа ночи один из охранников заснул. Другой сидел у двери, зевая. То проснется, то вновь дремлет. Пленные тоже спали, прижавшись друг к другу. Я тихонько встал, попросился у солдата в туалет. Заметил, что наружная дверь приоткрывается. Это придало мне уверенность.

Я вернулся, подошел к солдату и попросил прикурить. Краем глаза взглянул на спящего охранника. Солдат положил ружье на пол и засунул руку в карман, чтобы достать зажигалку. Резким движением я поднял винтовку и прикладом ударил его по голове. Его безжизненное тело свалилось на пол.

Быстро выпрыгнул из вагона, никто не догадался. Скатился с высокой насыпи и посмотрел на удаляющийся поезд. Полежал немного, убедился, что погони нет. Поднялся и тронулся в путь. Страшные полгода в спецлагере остались позади.

Геннадий Исимов на встрече с ветеранами, Минск, 1979 год

Вместо матери

Когда прошел километров 15, увидел за лесом небольшую деревню. Уже рассвело, и показываться на улице было опасно. Подошел к крайнему дому и тихо постучался в окно. Дверь открыла пожилая женщина, в нескольких словах объяснил ей, что произошло.

Хозяйка пустила меня к себе в дом. В этом доме я и спрятался. Это была наша родная территория, хоть и оккупированная. Женщина истопила баню, я помылся. Все это напоминало мне родной дом.

Я ощущал со стороны хозяйки материнскую заботу, не успев познать ее в детстве. Такое теплое отношение к себе я редко испытывал в жизни. У хозяйки была дочь 17-18 лет, она стала мне как родная сестра.

Почти два месяца жил я у этой женщины. Наши войска подошли к деревне. Я выбрался из деревни и отправился в Кропоткино. Там я узнал, что военкомат собирает людей на передовую. Пришел я в депо, нашел знакомого начальника. "Не надо ходить тебе в военкомат, нам и здесь нужны машинисты. Через неделю возобновит работу местный военкомат. И мы попросим их, чтобы тебя оставили по брони", - посоветовал он.

Встреча ветеранов, 1980 год

Легкое ранение

Но я все же принял другое решение. Слишком много ненависти к врагу накопилось во мне за все это время. Видел, как погибали на моих глазах совсем молодые солдаты. Я проходил через разрушенные под немецкими бомбами деревни, видел осиротевших маленьких детей. Не забыл, как мучительно умирали от голода и болезни наши люди в концлагере. Все это невозможно забыть!

Меня направили в отдельный минометный дивизион командиром одного расчета. 9-я армия, 4-й Украинский фронт. Под моим командованием было пятеро солдат. Диск весом 22 килограмма, ствол 17 килограммов, по пять килограмм каждая мина и неразлучная винтовка. И еще винтовка, все это мы носили за спиной.

На фронте все непредсказуемо. Не знаешь, с какой стороны ударит враг, когда настигнет тебя фашистская пуля. Вот и меня в один из таких дней ранило в ногу осколком снаряда. Но это было легкое ранение. Вынули осколок, обработали рану. В санбат я не пошел, боялся отстать от части. Ведь мы гоним немцев. Впереди Донецк. Я уже привык ко всему.

Но через два-три дня ноги опухли. Тяжело стало идти. Отправили в обоз. "Завтра же иди в санбат", - приказал мне комбат.

Встречали как родных

Обозы состояли из двух фургонов с пятью-шестью минометами, с ящиками мин и двумя ПТР. Командиры нам сообщили место расположения части, и мы отправились в путь.

Когда мы с обозами прибыли на место назначения, нашей части там не было. Потом узнали, что накануне вечером немцы покинули свои позиции и отступили. Наша часть пошла в наступление и ушла далеко.

Наступила ночь, и мы присоединились к подразделению, которое двигалось в другом направлении. Под утро войска начали редеть, и мы поняли, что это не наш полк. Мы ехали, но сами не знали, куда идем. Решили немного дать отдыха лошадям, и тут мы заметили, что позади и впереди нет людей и не слышно звуков стрельбы. Меня удивило, как наши за одну ночь могли уйти так далеко. А мы тащимся с двумя фургонами снарядов, которых ждут на передовой линии. Не знаем даже, в каком направлении ехать.

Надо выехать на дорогу. Увидели впереди деревню и решили там остановиться. При въезде, у самой окраины села, бросились нам навстречу дети и женщины. Жители деревни, увидев наши пилотки со звездочками, стали нас обнимать, приносить молоко, хлеб, яйца. Встречали как родных. На вопрос о том, в каком направлении ушли наши части, которые преследуют немцев, жители сказали, что здесь их и не было.

Я понял, что мы далеко ушли вперед. Немцы ночью двинулись в сторону Донецка, а небольшие оставшиеся группы, увидев нас, приближающихся вдали, пустились бежать. Установил три миномета, и мы дали несколько минометных очередей по отходящим немцам.

Наши войска подошли только к обеду. Мы спросили командира только что прибывших войск, в каком направлении движется наша дивизия, но никто не знал. Обратились мы в штаб, однако и там не могли вразумительно объяснить. Посоветовали обратиться в штаб армии или фронта.

Дело приобрело нешуточный оборот. Если нам не удастся найти свою часть, нас накажут со всей строгостью военного времени за дезертирство! Но нам с таким тяжелым грузом быстро передвигаться невозможно. Попросил начальника штаба попытаться связаться с нашим полком, но он и слушать не стал.

Снова запрягли лошадей и с грузом отправились в Донецк. Туда добрались только на пятые сутки. На улицах шли бои. Незнакомый старший лейтенант, командир роты, подошел ко мне и сказал, что их солдаты не могут прорваться, нужна помощь. Снова спустил три миномета, навел по полученным по рации координатам и открыл огонь. Немцы не выдержали натиска и начали отступать.
Старший лейтенант поблагодарил нас и посоветовал ехать в Макеевку, где находился штаб армии. В Макеевке нас отправили к генерал-лейтенанту. Выслушав меня, он приказал начальнику штаба по рации, чтобы нам выдали документы и отправили в часть 54-й стрелковой Макеевской дивизии. Фургон и ездового оставили, а меня направили в 125-й артиллерийский полк. В этом полку я служил до конца войны, поначалу служил наводчиком, потом меня назначили командиром орудия.

Геннадий Исимов с внуками, 1987 год

Бой за боем

В начале июля 1944 года в белорусском городе Клецке мы попали в окружение. Нас отрезали со всех сторон. Мы заняли один из домов и держали круговую оборону. У меня был пулемет, из которого я бил по немцам. Те сжимали кольцо. Поняв, откуда идет пулеметная очередь, они стали бить по окнам второго этажа. Нам несколько раз пришлось перебазироваться - на чердак и обратно. Мы продержались почти сутки, пока не подошли наши главные силы. Поджег два танка, уничтожил до 15 фашистов. За этот бой я был представлен к награде - орден Славы III степени.

Много раз еще менялось мое направление и боевые части, но до Берлина я дошел. В бою 27 апреля 1945-го в районе юго-западнее Цеш (под Берлином) противник силами батальона и пехоты восемь раз переходил в атаку с целью прорваться и выйти из окружения. Наносил удары в направлении батареи, в состав которой входило мое орудие. Не стал дожидаться команды, выкатил его на прямую наводку и открыл огонь по фашистам. В течение суток, несмотря на сильный ружейно-пулеметный огонь противника и приближение его вплотную к орудию, удалось сдержать натиск врага. Из всего состава расчета нас осталось всего трое, а уничтожили мы при этом до 70 немецких солдат и офицеров, сожгли две машины.

За этот бой меня сначала хотели представить к ордену Славы I степени. А потом мне командир говорит: "У нас в штабе есть орден Великой Отечественной войны I степени, награды равнозначные. Пока еще придет орден Славы I степени, надо будет долго ждать". Его доводы показались мне резонными, и я согласился с ним. В конце концов, не ради наград же я сражался.

После окончания войны меня записали на учебу командно-политического состава. Это предложение меня не прельщало. Правда, до войны было желание учиться, хотелось быть наравне с образованными сверстниками. Но я устал жить по армейским распорядкам. В конце концов принял решение вернуться в родные края, жить мирной жизнью и создать свою семью. Вернулся туда, где родился, где жили мои родные, - в Северный Казахстан".

Дети вспоминают отца

В 1946 году наконец наш отец Геннадий Исимов создал семью, о которой мечтал многие годы. Несмотря на все невзгоды и превратности судьбы, он прожил достойную жизнь. Воспитал пять дочерей и сына, всем дал высшее образование. "Несмотря на жестокую войну и трудное детство, он нисколько не озлобился. Очень трепетно относился к детям", - вспоминает его дочь. 

Геннадий Исимов с родными, 1991 год 

Последние годы жизни постоянно жил в Петропавловске, его биография и боевой путь в годы ВОВ имеется в краеведческом музее. Был очень активным - часто бывал на встречах с молодежью и рассказывал ей о войне, а также принимал участие в работе Совета ветеранов Петропавловска.

У ветерана 11 наград, среди них - ордена Славы I и III степени, орден Красной Звезды, два ордена Отечественной войны, медаль "За отвагу" и медали за оборону и взятие городов.

Воспоминания и фото героя ВОВ Исимова Геннадия Кирсановича предоставлены его дочерью Шаин Толкинбековой

Tengrinews.kz напоминает о сборе анкетных данных участников ВОВ в рамках проекта "Победители". Мы приглашаем каждого казахстанца принять участие в наполнении архива бесценных историй, воспоминаний казахстанских ветеранов Великой Отечественной войны и участников трудового фронта.

Для этого нужно заполнить анкету на сайте с указанием данных ветерана: Ф. И. О., даты рождения, краткой информации о годах военной службы или в тылу, а также прикрепить его фотографию. Истории принимаются и по "победному" номеру в WhatsApp +7-700-905-1945.