Рабство, голод, побои. Через что прошла 10-летняя узница концлагеря

Чем меньше остается среди нас очевидцев, опаленных Великой Отечественной войной, тем беспечнее мы становимся, переставая ценить самое главное - мир и спокойствие на родной земле. Tengrinews.kz предлагает послушать рассказы последних свидетелей страшной войны.

Разговор с бывшей узницей концлагеря 87-летней Пелагеей Павловной Парахневич оставляет впечатление надолго. Семь кругов ада прошла десятилетняя Пелагея, видела кровь и смерть, перенесла жестокие побои, голод и рабский труд, но выжила и выстояла. Сегодня убеленная сединами Пелагея Павловна жалеет лишь об одном - что не приходят к ней, как раньше школьники, которым она показала бы старую черно-белую фотокарточку: а на ней - испуганная маленькая девочка, в руках которой бирка с личным номером 95109.

Этот номер заменил девочке имя и фамилию на три года. В концентрационном лагере под городом Магдебург, куда попала десятилетняя Пелагея Парахневич, юных узников не клеймили, как в Освенциме. Концлагерь, куда привезли детей, входил в сеть внешних лагерей крупнейшего лагеря СС на немецкой земле Бухенвальд.

Маленькая Пелагея жила со своей большой семьей в Беларуси в деревеньке Белятино. Когда началась война, ей было десять лет. Девочка помнит, как 23 июня в небе над родной деревней появились вражеские самолеты. Потом поехали машины с военной техникой и мотоциклисты. Людей начали расстреливать и вешать, целые семьи живьем сжигали прямо в избах.

"Я никогда не забуду жуткий запах горелого человеческого мяса. Его ни с чем не спутать, он преследует меня всю жизнь", - с содроганием в голосе рассказывает Пелагея Павловна.

По ее словам, многие жители начали убегать в леса, создавали партизанские отряды. Хоть семья Пелагеи не партизанила, ее родные помогали, как могли - передавали в лес данные о военной технике фашистов. Их дом был с краю, у самого леса. Мать Пелагеи и две сестры собирали данные, где окопались войска, где стоят танки, а десятилетняя Пелагея, как и многие дети из Белятино, передавала сводки в лес. Но кто-то предал отважных сельчан. Имена маленьких связных стали известны оккупантам. Ранним утром к дому подъехала грузовая машина "гитлеровцев". Пелагею в одной ночной рубашке вытащили из постели и забросили в кузов грузовика, где уже находились другие, такие же испуганные и плачущие дети. Машина двинулась в городок Красный Берег. Дети были приблизительно одного возраста 10 -12 лет. Как оказалось, не случайно.

"Родители подбегали к машине, кричали, плакали. Немцы их не подпускали, били, швыряли. Детей набралось очень много, не сосчитать. Нас погрузили в вагоны, раздели догола - и девочек, и мальчиков вместе, кинули соломы, закрыли двери и поехали. Ехали мы очень долго, сколько - не знаю, но дни казались неделями. Двери в вагоны закрыли, замотали проволокой и ни разу за всю дорогу не открывали. Нас не кормили, не поили, мы ходили в туалет прямо там. Вонь стояла невыносимая. Как мы выжили - не знаю, мы ехали и молились вслух. Привезли нас в Магдебург, выгрузили и повели в лагерь - распределитель. Ведут нас толпой мимо немцев, жителей города, а они плюются вслед. Мы ведь грязные, вонючие, как чушки. Повели нас в так называемую "баню". Там рядом, как оказалось, была печь, где сжигали трупы. Прямо перед "баней" кучами лежали трупы наших солдат, видны были каски, погоны со звездами, лица. Мы прямо по этим трупам шли, нас гнали по ним", - плачет Пелагея Павловна.

"Я как сейчас это помню - идем по мягкому, по рукам и телам. Зашли в "баню", многим там стало плохо, было очень жарко, много детей прямо там умерли - от голода и слабости. Помыли, отобрали девочек отдельно, мальчиков отдельно. Нашу группу повезли в больницу. Там осмотрели, сделали какие-то уколы. Через некоторое время у всех страшно раздулось место укола, поднялась температура. Мы лежали чуть живые. Недовольные немцы осмотрели нас и повезли обратно в лагерь, за проволоку. Лишь потом мы узнали, что в лагерях, где работало большое количество наших, действовали подпольщики. К нам ночью тайком приходили взрослые девушки, подкармливали нас, рассказывали новости с фронта, опекали нас. Оказывается, нас сразу отобрали для того, чтобы выкачивать из нас кровь. Немцы тогда рвались в Москве, было много раненых, крови для переливания требовалось много. Оказалось, что уколы подпольщики, работающие в больнице нам сделали специально, чтобы немцы подумали, что мы больные, у нас инфекция и для донорства мы бесполезны".

Так маленькая Пелагея избежала страшной участи - стать живой фабрикой крови. В лагере дети жили в бараках, спали на ярусных кроватях, застеленных соломой. Ходили босиком, одежду дали с чужого плеча.

"Однажды нас собрали, одели в красивые одежды и зачем-то заставили маршировать и петь. Петь заставляли жалобные русские песни. Я не стала петь - просто не смогла, голос срывался, катились слезы, - вспоминает Пелагея Павловна. - Тогда полицаи. поставили меня на коленки на битое стекло. Кровь текла, мне стало плохо, колени перерезаны. Девочки постарше меня подобрали, дали отлежаться, подлечили, но шрамы на коленях остались до сих пор".

Затем маленьких узников перевезли в трудовой лагерь, расположенный у города Дессау. Там делали самолеты "Юнкерс". Дети жили в бараках за колючей проволокой, а на работу их строем гоняли на завод, который располагался в секретной шахте под землей. Так дети прожили около двух лет.

"Заходишь в клеть и она - жжжжж - опускается глубоко в шахту, - вспоминает Пелагея Павловна. - Там в тоннелях стояли военные самолеты, много. Нам выдали кусачки, и мы должны были проволоку на болты накручивать, чтобы они во время полета не развинчивались. А старшие ребята нам уже говорили, что наши войска гонят немцев. Мы начали вредить немцам, болты наоборот, раскручивали. Там был однорукий немец-надсмотрщик. Он не знал, кто раскручивает болты на "Юнкерсах", потому бил плеткой всех. Мы все синие ходили, бил он нас плеткой по лицу, палкой по рукам. С тех пор у меня пальцы перебиты, так и не сгибаются в кулак. Я хорошо запомнила этого однорукого немца. Как-то моя внучка Яна писала в Германию, в фонд узников концлагерей, мы хотели знать, жив ли этот однорукий. Не знают они, не ответили. А еще был один, одетый в немецкую форму, говорил по-немецки, выглядел как немец, но, видимо, это был наш разведчик, потому что он иногда говорил нам на чистом русском, тихонько, чтобы никто не слышал: - "Потерпите, дети, скоро войне конец".

И еще навсегда врезалось в память Пелагее, как мальчика убили за картошку.

"Нас водили на обед в столовую. Обед состоял из одной вареной картошки, одной морковки и черпака кипяченой воды. Стоят такие чаны, деревянный черпак, никого нет и ты должен подойти, взять строго одну картошку, одну морковку, налить воды, сесть и кушать. Один мальчик изголодался, и взял еще одну картошку. Тогда его схватили и прибили за руки большими гвоздями прямо в столовой, как Христа. Кровь идет, он кричит, нас заставляют смотреть, отвернешься - плеткой бьют. Он еще долго висел там, в столовой. Мы перестали ходить туда на обед, начали прямо на заводе разводить пайку хлеба в воде, так и ели. Вначале пайку одного в воде разведем съедим, завтра другого, так и делали, но в столовую не ходили. Потом начались бомбежки, наступали союзники, американцы бомбили город. Дессау разбили в пух и прах. Меня оглушило, я двое суток лежала в лесу глухая и немая. Потом меня нашли большие девочки, вытащили, дали какие-то таблетки, стало лучше, я начала слышать, но до сих пор туга на уши".

"Потом пришли американцы, они очень хорошо к нам относились. Собрали всех узников - детей, выгнали немецких детей из детсадика, нас поселили туда. Очень хорошо кормили, дали велосипеды, красивую одежду, всячески нас выхаживали, лечили. Детей только в моей группе было около тридцати. Был разговор, что американцы нас хотят забрать к себе, но мы очень рвались домой. Потом, когда наши войска дошли до Берлина, к нам приехал советский военный, красивый, весь в орденах. Сказал - "потерпите, разминируем дороги, повезем вас домой". И мы остались ждать в этом детском саду. Прошел день, нас повезли на вокзал, погрузили в хорошие вагоны, дали с собой еды и повезли в Польшу. Помню, что мы сразу все съели в дороге. Очень хотелось есть. Однажды поезд остановился, вокруг были поля со спелой пшеницей, мы выскакивали из вагона и хотели собрать эти колосья, чтобы поесть. На одной из остановок в Польше к нам подходили поляки и предлагали остаться, чтобы работать прислугой в домах и на полях. Кушать никто не предложил. Никто из детей не пошел, все хотели домой. Поезд должен был везти нас в детский дом в Россию, откуда бы отправили по домам".

Но судьба приготовила Пелагее подарок. Ее старший брат Иван возвращался с фронта, был в Польше. от военных он знал, что маленьких узников везут в Россию и пришел на вокзал, куда подходил состав из Дессау, с надеждой что- то узнать о сестренке.

"Он подходил к детям и спрашивал про меня. Дети меня позвали. Я его приняла за своего отца - он был очень похож, а потом поняла, что это брат Иван. Он также забрал еще нескольких детей из нашей деревни, и мы поехали домой. Остальные поехали в детдом. Приехали в деревню - дома ни куренка, ни цыпленка, все голо. Папа и мама живы, сестры живы. Стали жить".

Пелагея Парахневич (справа) с подругой.

После войны Пелагея долго мучилась от травм, полученных в лагере. Подводила память, не слушались руки и ноги, отказывал слух. Квалифицированной работы получить не смогла, потому что трудно было учиться. Работала на лесопилке, таскала тяжести, жала, пахала, косила. Потом девушка вышла замуж. Муж был коммунистом, всегда впереди на главных стройках века, так она попала в Казахстан. Сегодня у Пелагеи Павловны двое детей, внуки. Она ни в чем не нуждается, хоть получает пенсию в 65 тысяч тенге, и ее почему то приравняли к труженикам тыла.

"Была я в родной деревне, она там и стоит. А в Германию - нет, не хочу ехать, страшно мне, это все как сейчас помню. Внучка моя писала в Германию. Дважды мы получали помощь - 100 и 800 евро. А из тех, кто был с мной в лагере, никого в живых уже не осталось".

Еще быстрее, чем на сайте! Читайте наши новости в Telegram. Подписывайтесь на @tengrinews