"Меня должны были сжечь в печи" - павлодарка родилась в концлагере

В завершающую фазу Великой Отечественной войны советские войска приступили к освобождению узников концентрационных лагерей. Среди них была и маленькая Инна Иванова, родившаяся уже в концлагере в Хеннигсдорфе. Ее семью угнали захватчики из села Жиздра Калужской области в 1943 году, передает корреспондент Tengrinews.kz.

Сейчас женщина проживает в Павлодаре. Она поделилась воспоминаниями о пережитых ее семьей ужасах. У Инны Ивановой, в девичестве Тутичевой, два дня рождения. Один 15 июня 1944 года, день, в который она появилась на свет в концлагере, второй 25 августа 1944 года. Эту дату вписали в новое свидетельство о рождении уже в мирное время.

А осенью 1943 года в лагерь попали ее родители, четыре сестры и брат.

"Мама рассказывала, что, когда в наше село вошли немцы, отец ушел в партизаны. На одном из заданий его группе нужно было взорвать нефтебазу. Но отца взяли в плен. А ранним утром следующего дня немцы выгнали из домов всех жителей нашей улицы, кто в чем был, и погнали этапом. Отца тогда чудом не расстреляли", - вспоминает Инна Егоровна.

До Вильнюса пленных гнали пешком, а на станции посадили в товарные вагоны. Уже в Германии провели санобработку и перевели в концентрационный лагерь. О жизни в фашистском плену женщина знает только из рассказов сестер и матери.

"Наша семья оказалась в одном лагере. Сестер с мамой поселили в один барак, 14-летнего брата Витю и моего отца - в другой. Старшей из сестер была 18-летняя Варя, второй сестре Вере исполнилось 15, Люсе - шесть лет, Гале - три года. Меня должны были сжечь в печи, как только я родилась. Но женщины в бараке помогали меня прятать. На следующий день после родов маму со всеми увели на работы. А сестры прятали меня под тряпьем. Позже одна из надзирательниц обо всем узнала, но маму не выдала. Мама рассказывала, что эта немка помогла ей меня выходить. Тайком приносила ей то картофелину, то брюкву, чтобы хоть немного молока было. Просила, чтобы мама отдала ей меня. И даже покрестила в берлинской церкви, где мне выдали аусвайс (паспорт - прим. автора)", - говорит Иванова.

Этот документ и помог Инне Егоровне уже в мирное время узнать правду о своем рождении.

"После войны родители никогда не говорили при мне о том, что пережили в плену, и старшим сестрам запрещали что-либо говорить. Боялись вновь оказаться в неволе, но уже на родине. До 60-х годов тема немецких лагерей вообще была под запретом. В то время я об этом не знала, но мне всегда было интересно, почему у меня свидетельство о рождении оформлено на немецком языке. Со временем сестры и мама рассказали. Помню, когда мама говорила о концлагере, к горлу подкатывал комок, ее голос время от времени прерывался, а мы с сестрами рыдали навзрыд..." - вспоминает женщина.

В концлагере заключенные носили полосатую одежду и деревянные колодки-шлепанцы. В пять утра ее родителей, старших сестер и брата вместе со всеми угоняли работать на завод. Мама оставляла Инну и младших Галю и Люсю в бараке.  

Поздно вечером, после работ, узникам выдавали баланду из брюквы или картофельных очистков и вновь загоняли в бараки. Часто в похлебке плавали черви. Многие отодвигали этих червей и продолжали есть, а некоторые отставляли миски, садились в кружок и пели.

По словам женщины, у детей узников немцы почти ежедневно брали кровь, а тех, кто не мог быть донором, отправляли в газовую камеру. Известно, что в лагере над людьми проводили различные опыты.

"Папе в госпитале вырезали часть желудка и занесли какую-то инфекцию. Все, что он ел, тут же напрямую выходило из организма. Уже после войны отец умер от рака желудка. У пленниц с красивыми волосами снимали скальп и делали парики из натуральных волос. У мамы тоже были красивые густые волосы, а еще на лбу красная треугольная печать, что означал этот знак, мама не знала. Но женщин с круглыми печатями сразу отправляли в серое одноэтажное здание, и больше их не видели. А еще мама рассказывала, что люди больше всего боялись отправки в душ. При слове "мыться" узники начинали прощаться друг с другом", - говорит бывшая узница.

По словам павлодарки, в интернациональном лагере были французы, итальянцы, поляки. Не зная языка, люди понимали друг друга.

"Брат Виктор, работая на фабрике, научился говорить по-французски, по-итальянски и по-немецки. Начальнику цеха он нравился, тот постоянно забирал его к себе домой, подкармливал. Как-то ночью Виктор с еще одним мальчиком Колей сделали подкоп под колючей проволокой и пробрались на картофельное поле, которое находилось сразу за лагерем. Уже возвращаясь назад, Коля  зацепился за колючую проволоку, в лагере поднялась тревога. Мальчишек схватили и в наказание заставили есть собранную картошку. В это же время из бараков вывели всех заключенных и заставили танцевать. Колю застрелили, когда он доел всю свою картошку, а брата оставили в живых... Со слов сестер, в лагере часто были бомбежки, особенно когда взрослые были на работах. Как только слышался гул самолета, Люся хватала меня и Галю и закрывала собой. Она же нас с сестрой прятала во дворе от надзирателей. Одна надсмотрщица как-то поймала Люсю, схватила за ухо и прокричала, дескать, если я пикну, то меня сразу сожгут в печи. Как говорила мама, меня спасло то, что я почти не плакала", - вспоминает Иванова.

В апреле 45-го, за день до освобождения Хеннигсдорфа, партию заключенных посадили на заминированную баржу и пустили по реке Хафель.

Перед этим из лагеря вывезли поляков. Пленных русских, французов и итальянцев собирались уничтожить следующей ночью. Семья Тутичевых оказалась в последней партии смертников из 2 500 человек, их тоже собирались взорвать. К счастью не успели, в лагерь вошли советские войска.

"Мама всегда нас учила, чтобы ни случилось, оставаться сильными и верить, что после черной полосы обязательно будет светлая. Еще говорила, что мы родились под счастливой звездой. Наша семья пережила ад и вернулась домой. Кстати, возвращаясь домой, мы тоже могли погибнуть. Мы ехали в грузовиках. Проезжая по мосту, шестнадцать грузовиков благополучно переехали мост, а семнадцатый взорвался у нас на глазах. Мы ехали в восемнадцатой машине", - делится воспоминаниями бывшая узница концлагеря.

Уже в мирное время, живя в родном селе Жиздра, Инна Егоровна еще не раз воочию увидела страшные последствия войны. На поле вблизи села Верхнее Ашково во время уборки картофеля на ее глазах на мине, оставшейся с войны, подорвался школьный бригадир.

"Я тогда училась в седьмом классе, нас отправили на картошку. Бригадир поставил нас, школьников, по двое у грядок. А сам стал распахивать поле плугом. Вдруг прогремел взрыв, мы в ужасе попадали на землю. А когда все стихло - ни плуга, ни бригадира", - говорит Иванова.  

Еще один трагический случай произошел в 1954 году, тогда от разрыва снарядов в Жиздренском лесу погибли сразу 12 подростков.

"Мальчишки нашли в лесу ящик с боеприпасами, каждый взял себе по одному снаряду, хотели поиграть. Разожгли костер, и вдруг у одного снаряд зашипел, а потом взорвался. Следом сдетонировали у всех остальных. Взрыв был такой, что за два километра можно было почувствовать взрывную волну. Туда сбежалась вся деревня. Страшное зрелище. На месте взрыва  образовалась огромная воронка, на деревьях, кустах клочья одежды, обуви. Люди собирали части тел. У меня до сих пор перед глазами повисший на дереве кирзовый сапожок в зеленой штанине. Ребят хоронили всей деревней… Тогда я сполна ощутила ужас войны. Не дай бог ей повториться", - говорит женщина.

Ад фашистского плена испытала и семья павлодарца Ивана Наумова. Его родителей, малолетнюю сестру и 70-летних бабушку и дедушку немцы увезли в Германию в декабре 1942 года из деревни Камелевки Орловской области.

"26 декабря в час ночи мать меня родила, а в 4 часа утра немцы выгнали нас на улицу и вместе с жителями всей деревни погнали. Как мать рассказывала, тех, кто не мог идти и падал на землю, немцы убивали", - вспоминает он.

Узников гнали в Германию. По дороге бабушка не выдержала и умерла. Матери приходилось прятать новорожденного.

"Она меня несла, силой прижимая к себе, чтоб я не плакал. Как  только я закричу, она мне плюнет в рот, я замолкаю. А нас гнали дальше, сперва до Орла, а потом до Польши. Там отправили всех в баню, раздели догола, включили ледяную воду и заставили мыться. Чтобы мы с сестренкой не заболели, мать подложила меня под грудь, сестренку поставила себе на ноги, а сама согнулась над нами, так и стояли под душем. После загнали всех в бараки", - говорит мужчина.

Он рассказал, что в польском лагере надзиратели сильно лютовали. Заключенных постоянно избивали, всячески истязали, кормили баландой.

"Каждый день люди умирали. В конце 1943 года всех узников загрузили в товарный поезд и отправили в Австрию, в город Капрун. Когда нас туда привезли, в лагере было 16 бараков, а в 45-м, когда освобождали американцы, их осталось девять. В лагере отец с дедом чистили выгребные ямы, туалеты, трупы собирали. А мать и еще несколько узниц выпускали в город, они ходили, побирались. Вечером  возвращались в лагерь. На входе надзиратели всю еду у них забирали. Но мать умудрялась припрятать то кусочек хлеба, то картошку. А уже в бараке делили на всю семью. Каждому по крошке, нам с сестрой побольше. Сразу не съедали, старались подольше во рту подержать. Однажды мать ушла и вернулась только ночью. Руки все в кровь содраны. Потом рассказала, что немцы заставили ее стирать их одежду в ледяной воде без мыла, если плохо постирает, то и сестру, и меня убьют. Так вот она и стирала. Мать с отцом всегда говорили, что нет ничего страшнее войны. Как они выжили и спасли нас - детей, трудно ответить. Я не знаю", - говорит павлодарец.

Остается только поклониться силе духа этих людей, которые смогли жить, работать, создавать семьи после того, что им пришлось пережить. С каждым годом бывших малолетних узников концлагерей  в Павлодаре становится меньше. Еще лет десять назад их было больше двухсот, сейчас их осталось всего 21.