Детям здесь не место. "Нелюбовь" - призер Канн и одна из самых противоречивых картин года

Канны позади. Альмодовар вручил приз жюри российскому режиссеру Андрею Звягинцеву. "Нелюбовь" продолжает серию рефлексий автора на тему ценностей. Звягинцев не покидает пределов жанра прямого и местами жесткого повествования о реальности. Сквозь пороки и характеры, разрывая хрупкие полотна ценного, обесценивая ценность человека в принципе. Стороннее наблюдение, невозможность выбора. Не столько самих вариантов выбора. Сколь желания выбирать в корне. Предрешенность, сродни обреченности и нежеланию сопереживать.

"Нелюбовь" - фильм про… Здесь хочется сказать "про трагедию", но нет. "Про историю", но тоже нет. Может, про обстоятельства? Обстоятельства, когда Борис, типичный офисный планктон, и Евгения, женщина с прерванной линией личностных амбиций в силу раннего "залета", больше не могут жить рядом. Звягинцев умышленно ничего не говорит о возможности "любви". Он лишает зрителя надежды на романтизацию хотя бы начала их истории. Есть лишь настоящий момент с прорисованными деталями. Он добавляет на сцену мальчика - его зовут Алеша - он ни в чем ни виноват, он просто нежеланный. Хотя заявлять о его полной невиновности сложно. Когда ты не любим, часто посещает мысль, что ты сам можешь быть тому причиной. Здесь же Алеша, словно черенок от лопаты, воткнутый в излишне длинную цепь, удерживающую злую собаку. "Сломать бы, да сил не хватает". Абсурд под религиозным соусом лишит Бориса работы, сделай он нехристианский шаг. Трусость Евгении из обреченности и безразличия. Безразличие - слово, так и не произнесенное героями, сквозит тонкой линией через все полотно повествования. Мальчик боится быть слабым. Мальчик плачет, скрывая всхлипы, боясь, что любой звук выдаст и приведет к хлесткому удару плетью безразличия. Мальчик уходит сам.

Хочется думать, что что-то может измениться. Что что-то сломается в этой системе. Но все просто происходит, лишь потому что должно происходить. Нет места раскаянию, как и желанию что-то менять. Когда мелькает мысль о том, что здесь должна случиться та самая русская истерика, ты вспоминаешь, что это Звягинцев. Здесь нет места проявлению столь низменных вещей, как откровенность. Даже "счастье" здесь в пелене осторожности. А секс - обесцененная иллюстрация, но никак не отражение. Здесь, в принципе, зеркала буквальны. Кинопланы, которые хотели бы сказать о возможности иной реальности, зеркальной, обратной - они прямы и упрямы. Они повторяют, усиливая страхи и пустоту внутри. Здесь нет положительных героев, равно как и отрицательных. Островские "лучики света" в лице волонтеров поисково-спасательного отряда, коими их величают некоторые, отнюдь не светлых тонов. Их армейская закалка и способность помогать диссонируют с картинкой из телевизоров, где ведущий федерального канала заливает очередную порцию второсортного шлака в уши Бориса и Евгении. Вновь и вновь запуская звенья единой цепочки, где мальчик Алеша - всего лишь хлипкий черенок от лопаты.

Звягинцев - это всегда красиво. Это всегда тончайшая работа с цветом и композицией, ничуть не меньшая, чем с каждой строчкой сценария. Это выстроенный мир вокруг героев - процесс от обратного. Бесконечный материал для любителей скрытых символов. И бесконечная тоска. Есть в этом что-то Триеровское - пролог "Антихриста", к слову. Но Звягинцев не Триер. Он - другой. И это его взгляд на бесконечный цикл страдания и смирения. И он заслуживает возможности быть понятым. В кинопрокате с 1 июня.